Автор: Роман СОЛОДЧЕНКО
В интересах казахстанских властей физическое устранение Мухтара Аблязова прямо в Лондоне и еще до суда, в ходе которого могут всплыть весьма неприятные для «Ак орды» вещи, считает бывший председатель правления «БТА Банка» Роман Солодченко. Отвечая на вопросы редакции, он подробно аргументировал свою позицию.
– Роман Владимирович, недавно по НТВ показали передачу, посвященную, в частности, «БТА Банку». Какова ваша реакция на нее?
– Материал, безусловно, заказной. Мне было смешно, сколько и каких обвинений прозвучало в адрес Аблязова. Видно было, что делали передачу второпях, очень много нестыковок. Но тот вопрос, которым задаются авторы передачи: «Кто такой Аблязов?» — совершенно легитимен. Власти Казахстана сейчас пытаются представить его мошенником всех времен и народов. Но при этом интересен тот факт, что большинство обвинений в его адрес, по сути, анонимны. Либо они читаются голосом за кадром, либо они вставляются в уста людей, которые Мухтара Кабуловича никогда не знали и не имели с ним дело.
Даже в Казахстане, где усилиями властей свободная пресса, за исключением нескольких сайтов в Интернете, ликвидирована, в число обвинителей входит только ограниченный круг государственных чиновников, которые сами непосредственно принимали участие в захвате «БТА Банка» в прошлом году. Из этого я делаю вывод, что властям просто нечего сказать — у них нет обвинителей из числа ограбленного, по словам авторов передачи, населения Казахстана. Не нашлось ни одного человека, который смог бы перед камерой подтвердить, что он вложил деньги в банк Аблязова и потом не смог их из этого банка вернуть, или что еще каким-то образом Аблязов ограбил его или обманул.
Я могу подтвердить, что никаких неудовлетворенных требований клиентов к «БТА Банку» не было. А для того, чтобы ответить на вопрос «Кто такой Аблязов?», надо спрашивать людей, которые его знали. За то время, что прошло с захвата банка, никто из его бывших коллег не высказал претензий в его адрес. Я лично знаю Аблязова с 1994 года, срок достаточно большой, чтобы о нем судить. И я знаю его как талантливого бизнесмена, сильного государственника, искушенного политика. И прежде всего — как человека беспримерного мужества с твердой гражданской позицией. Потому что на протяжении стольких лет противостоять назарбаевскому режиму и тому, что творится в стране, иначе просто невозможно.
– Чего, по-вашему, сейчас добиваются казахстанские власти? Все-таки огромные средства вкладываются в преследование Аблязова в Лондоне, в России, в других странах.
– Они пытаются выдать сам факт рассмотрения исков против Аблязова в Лондоне за международное признание его как мошенника международного масштаба. На самом деле, я уверен, что рассмотрение процесса в лондонском суде несет большую угрозу именно казахской стороне. Оно позволит обнародовать и опубликовать многие нелицеприятные для “Ак орды” факты. И, возможно, осознавая эту угрозу, казахстанские власти на самом деле пекутся не о благополучии вкладчиков «БТА Банка» и не о возврате денег кредиторам. Их цель – заставить замолчать Аблязова.
Учитывая печальный список жертв режима, который, к сожалению, на сегодняшний день уже слишком длинный, я уверен: в их интересах может быть физическое устранение Мухтара. Здесь, в Лондоне, до суда. Я уверен, что они не остановятся. Так что реальная угроза его жизни существует.
– Но покушение на Аблязова будет слишком резонансным событием. Неужели осмелятся?
– Никто не верил в то, что они могут пойти на убийство Алтынбека Сарсенбаева — для всех это стало шоком. Никто не верил, что службы, напрямую связанные с президентом, будут задействованы в убийстве одного из оппозиционных политиков. Но, к сожалению, тот бизнес, который ведет Казахстан на международной арене — будь то нефтяной или какой-либо другой, дает режиму ощущение своего рода безнаказанности. Эти люди, сами безгранично веря в силу денег, считают, что во имя сохранения каких-то деловых интересов с Казахстаном правительства других стран не будут заострять внимание на проблемах с правами человека, со свободой слова.
И та реакция, которую мы наблюдаем за год, что Казахстан председательствует в ОБСЕ, в какой-то мере подтверждает эту позицию казахстанских властей. Есть обязательства, которые Казахстан на себя взял на Мадридской встрече, когда решался вопрос о председательствовании. Ни одно из них на сегодняшний момент не выполнено. И мы понимаем, что так и останутся невыполненными. За все это время мы не услышали четкой позиции ОБСЕ по вопросу выполнения Казахстаном своих обязательств.
– Расскажите, пожалуйста, о том, как происходил захват «БТА Банка».
– Прежде всего, сам захват был внезапным. О том, что правительство будет забирать банк, я узнал в пятницу вечером на встрече с премьер-министром и министром финансов Жамишевым. А уже в понедельник, 2 февраля, в 9 часов утра, было принято решение. В 8.30 собралось правительство в тот день, чего тоже раньше за ним не наблюдалось. К счастью, в Казахстане не было случая объявления войны — я думаю, эта была бы достаточно веская причина для того, чтобы государственные мужи собрались в 8.30. После того как правительство объявило о своем решении, началась паника. Люди, которые знают, что представляет собой государство в качестве управленца, кинулись снимать депозиты.
– То есть отток депозитов начался только после того, как было объявлено решение?
– На самом деле информационные атаки на банк предпринимались на протяжении января 2009 года. Нам звонили клиенты, сообщали о том, что их предупреждали служащие «Самрук-Казыны», чтоб они снимали свои депозиты в БТА, потому что банк будет национализирован. Благодаря тому, что репутация у банка была достаточно высокая, мы не наблюдали большого оттока депозитов, в целом они сохранялись на том же уровне, что и были. Но как только правительство объявило о заходе, это сразу спровоцировало резкий отток депозитов: люди бросились к банкоматам, к отделениям банка для того, чтобы депозиты снимать.
– Получается, не было банкротного состояния в тот момент, когда в банк заходило государство?
– Никаких разговоров о банкротстве не было, и не было никаких консультаций с руководством банка. Ни мы, как руководство, не обращались к правительству с просьбой о помощи, ни правительство не обращалось к нам с предложениями о помощи до ультимативной встречи с премьером в пятницу вечером, когда мне объявили, что правительство заходит в банк, вопрос обсуждению не подлежит, решение принято.
Обвинять сейчас банк в том, что он находился в предбанкротном состоянии, просто смешно. Если посмотреть отчетность банка, которую он предоставлял и предоставляет на биржу в регулярном порядке, можно видеть, что банк закрыл 2008 год с прибылью и продолжал сохранять прибыль вплоть до 1 апреля 2009 года по тем отчетам, которые предоставлялись по казахстанским стандартам.
– Судя по вашим словам, запаса прочности хватило на февраль, март?
– Да. Дефолт объявило уже новое руководство — в апреле, после того как было принято решение одним махом списать большую часть банковского портфеля на сомнительные кредиты, на невозвратные кредиты. Поэтому банкротство — это дело рук нового руководства, причем не вынужденное, как они пытаются сейчас подать, а совершенно хладнокровно спланированное.
– Вы пришли в банк в 2005 году. Что он тогда собой представлял?
– Стратегия банка была заложена еще в 2001 году. В банке были иностранные акционеры, он развивался — или, по крайней мере, готовился развиваться — в страны СНГ, и это тоже было прописано в планах банка. Он занимал твердое второе место в казахстанском «табеле о рангах» — и это второе место на тот момент очень правильно отражало позицию банка.
– А что происходило с банком с 2005 по 2009 год? Чего удалось достичь за эти четыре года?
– Во-первых, банк вырос многократно, с 4,5 миллиарда долларов по активам на конец 2004-го до почти 30 миллиардов долларов по активам на конец 2008-го. Во-вторых, мы твердо заняли первое место среди банков Казахстана и, соответственно, стали самым крупным частным банком на территории СНГ. Банк совершил прорыв в список 300 лучших банков мира — по версии журнала «Банкир» в 2007 году. Два года подряд банк получал звание «Лучший банк СНГ», по версии журнала «Итоги». Мы провели ребрендинг и стали готовиться к созданию консолидированной сети банков по СНГ.
– Где располагались филиалы банка?
– Филиалов на тот момент не было. Были небольшие банки, которые работали на Украине, в России, Беларуси, Грузии. Если не ошибаюсь, по-моему, доля была в кыргызском банке. За то время, пока мы работали, мы, во-первых, нарастили свои доли в этих банках, во-вторых, провели там ребрендинг и все процедуры, которые делали возможной консолидацию этих банков в единую группу, и, в-третьих, мы купили долю в турецком Seker Bank и укрепили китайское представительство. То есть банк уверенно шел к тому, чтобы превратиться в первый банк, выросший из СНГ, и банк для СНГ.
И у нас были планы идти дальше, выходить на IPO — как группа, которая имеет филиалы по СНГ (в этом смысле мы были бы уникальной группой). И потом уже выходить на IPO здесь, на Лондонской бирже, переводить управление группой в Лондон и работать в Лондоне. Но в эти планы вмешалась национализация.
Записала Ирина АГЕЕВА
По материалам: http://respublika-kaz.info/news/politics/11773/
