Наталья Мельниченко, Лукаш Кренчик и Томаш Мыслек из Фундации «Открытый Диалог» отправились в Украину с гуманитарной помощью. За 9 дней они проехали почти 4 200 км. Они были, в частности, в Киеве, Харькове, Виннице и Купянске. Они разговаривали с мирными жителями и украинскими военнослужащими, которым они привезли беспилотники. Они имели возможность поговорить с российскими пленными, но не стали этого делать. Могут ли они рассказать о том, что они там видели? «Не все знают, как это выглядит в реальности», — говорят они.
Матеуш Пшиборовский: Вы уже оклемались после возвращения из Украины?
Наталья Мельниченко: У меня все еще есть желание действовать.
Лукаш Кренчик: Я хочу вернуться туда как можно скорее.
Томаш Мыслек: Именно так.
Наталья: Все, кого мы знаем — хотя людей, которые ездят на фронт к ребятам, не так много, — втягиваются в это. И сначала я удивилась, ведь как: в конце концов, там опасно, зачем рисковать? Но это вызывает привыкание.
Наталья, вы были на Майдане на рубеже 2013 и 2014 годов.
Наталья: Да.
Я к тому, что вы знаете, к чему это могло привести. Однако это был ваш первый раз на фронте.
Лукаш: Наталья уже помогала группе «Шершень», к которой мы хотели добраться, а при сотрудничестве с Gazeta Wyborcza и депутатом Краковского городского совета Лукашем Вантухом мы также доставили гуманитарную помощь мирным жителям Купянска, Краматорска и Славянска.
Томаш: Мы также ездили в Киев и Харьков. План был таков: провести первые три дня вместе, а затем разделиться, и поехать на автомобиле Фундации на юг, в Херсонскую область.
Наталья: Фундация оказывает помощь Украине со времен Майдана и с первых дней войны на востоке — отправляет бронежилеты и каски. Там у нас был корреспондент, который принимал гуманитарную помощь не только для военных, но и для мирных жителей. И вот это была наша первая поездка как Фундации.
Мы объединились и поехали в составе гуманитарного конвоя. У нас также был свой план: ехать на юг, где шли тяжелые бои, то есть в окрестности Херсона и Николаева. У нас были бронежилеты от Фундации и беспилотники от меня, так как я собирала деньги в варшавских театрах.
Я связалась парнем, с которым познакомилась во время Майдана — он довольно известный в Украине певец, который стал военным. Наш общий друг спросил, не знаю ли я кого-нибудь, кто мог бы купить дрон с головкой ночного видения и тепловизором. Я сказала, что соберу деньги, и так начался сбор средств в театрах. Мы отправили оборудование, и оказалось, что это было как раз то, что им нужно, потому что ребята были в разведгруппе и должны были иметь возможность видеть местность даже ночью. Оказалось, что еще были средства на то, чтобы купить им дневные беспилотники. И мы доставили их в ходе этой миссии.
За 9 дней вы проехали почти 4 200 км.
Томаш: Когда мы спали в гостинице в Харькове, вокруг были обстрелы ракетами.
Наталья: Когда мы ехали по Украине, нам также пришлось проехать через множество блокпостов. К счастью, на каждом шагу нас встречали с доброжелательностью. Они знали, что мы из Польши.
Лукаш: Мы неоднократно нарушали комендантский час и вынуждены были проезжать через эти блокпосты ночью, то есть, когда движение на дорогах, кроме военных машин, было полностью перекрыто.
И что тогда?
Томаш: И тогда украинцы встретили нас с добротой, благодаря которой мы смогли продолжить путь.
Наталья: Конечно, нас проверяли, иногда меньше, иногда больше. Бывало, что военные пытались говорить с нами по-польски. Это первый раз, когда я вижу что-то подобное.
Лукаш: Когда мы въезжали в Харьков во время комендантского часа, было 11 блокпостов на расстоянии 10 км, и нас каждый раз проверяли. Можно сказать, что возвращение из Краматорска занимало примерно столько же времени, сколько проехать 10 км по Харькову.
Наталья: Харьков освобожден от оккупантов, но он также является одной из самых популярных целей русских, поэтому комендантский час соблюдается свято. Сигналы тревоги раздаются практически каждый день. Бывают и взрывы, они случались и во время нашего пребывания.
Томаш: И отключение электричества…
У вас есть возможность и желание открыто говорить о том, что вы там видели?
Томаш: Конечно.
Наталья: Мы должны говорить об этом, потому что не все знают, как это выглядит на самом деле, а во-вторых, мир должен знать об этом. Это выглядит совсем иначе, когда мы видим войну, которую освещают в СМИ.
Лукаш: Можно сказать, что мы тоже видели только небольшую ее часть, но мы были в безопасности — к счастью — всегда на день впереди.
В каком смысле?
Лукаш: Мы покинули Харьков и поехали в Николаев. На следующий день в центре Харькова произошла бомбежка. В том месте, где мы были накануне, буквально.
Томаш: Днем раньше мы стояли там, где позже упала ракета, оставив огромную дыру на дороге.
Наталья: Это просто пример. Важно также то, что помощь выглядит иначе, когда вы сидите на диване, как часто говорит Лукаш, что мы тоже, конечно, делаем. Но это немного другое, когда ты видишь это всё своими глазами. Нам повезло, что мы знали украинский язык, поэтому у нас была возможность поговорить как с гражданскими, так и с военными. У нас даже была возможность поговорить с российскими военнопленными, но мы этого не сделали.
Каковы сегодня потребности гражданского населения?
Наталья: Мы привезли много еды, но никто не подумал о том, что у этих людей нет электричества и, например, нет свечей или спичек.
Я видел ваш пост в Facebook: «Украинцы просят спички, менструальные прокладки и сладости для внуков».
Томаш: Им также нужны резервуары для воды.
Наталья: И вообще питьевая вода была бы для этих людей чем-то замечательным. Им приходится ходить к рекам и проверять, не заражена ли вода.
Томаш: Речь идет о самых элементарных вещах, о которых мы даже не задумываемся.
Наталья: Но это очевидно, потому что если нет электричества, им нужен свет. Если нет отопления, им нужна теплая одежда или какие-то портативные обогреватели.
Это те вещи, без которых человек не может выжить. И еще нужны вещи, о которых украинцы не говорят, но мы это явно видим. Меня очень поразило — и вы можете увидеть это на одной из опубликованных мною видеозаписей — то, что эти люди ходят в рваной одежде и даже не просят новую. Они просто по десять раз латают то, что у них есть, поэтому для них получить обычную одежду значит очень многое.
Конечно, я не говорю об одежде, которую кто-то уже износил и отдал бы, потому что это также ущемляет его достоинство. Давайте представим себя в похожей ситуации: хотели бы мы носить старые растянутые свитера? Украинцы хотят почувствовать немного достоинства и нормальности в этих унизительных обстоятельствах. В этом видео есть также фрагмент, в котором женщина с рыжими волосами получает от нас помощь и благодарит нас с такой невероятной грацией и гордостью. Она все еще пытается быть леди, несмотря на обстоятельства, в которых она оказалась. Это показывает, что этим людям прежде всего необходимо сохранять достоинство.
Что было самым трудным для вас?
Томаш: Не высыпаться.
Наталья: Для меня самыми болезненными были слезы обслуживающего персонала в отелях, где мы останавливались. Они подходили к нам и благодарили за то, что мы делаем. Они могли даже не знать, что мы взяли с собой, но они плакали, зная, что мы отправляемся в такие далекие края и рискуем жизнью.
Меня также поразил вид разорванных на части животных, попавших под ракету, например, или погибших, после того как наступили на мину на дороге. И собаки, обыскивающие руины в поисках хоть какой-нибудь еды. Человек, в конце концов, способен как-то справляться с ситуацией, общаться. Брошенные животные, ни в чем не повинные, убитые… Представителям нормальной цивилизации это трудно представить.
И масштабность разрушений.
Наталья: Не знаю, как Лукаш и Томаш, но я была немного подготовлена к этому. Я слежу за новостями из Украины, у меня есть родственники в Украине, и я знаю, как это выглядит. Конечно, когда мы подошли к разрушенному зданию в Славянске, который сейчас является городом-призраком, мы почувствовали себя маленькими человечками.
Лукаш: Поразило и место атаки в Виннице, где погибли дети. И игрушки, лежащие на
обломках, где раньше была парковка торгового центра.
Наталья: Весь мир услышал историю маленькой Лизы, которая катила коляску, возвращаясь с мамой из кабинета врача домой. Через полчаса девочки не стало, а ее мама едва выжила. Это было в том же месте. Теперь это просто гигантский ракетный кратер.
Томаш: Я помню 10-этажные дома в Харькове. С оторванными ракетами углами и без окон.
Наталья: И жителей, которые живут так, как будто ничего не произошло. Сирены воют, но они уже даже не прячутся. Когда мы спали в Харькове…
Томаш: …Одна ракета ударила слева, другая справа. А мы были посередине. Была глубокая ночь, окна начали трястись. На следующий день мы спрашивали людей: «Что это было?». А они сказали: «Да вот, что-то прилетело».
Лукаш: Мы спали три ночи в Харькове, и каждую ночь был обстрел, но в эту ночь ракеты попали совсем близко от нас. В Николаеве беспилотник-камикадзе упал совсем близко от нас.
Наталья: Нам очень повезло. Мы вернулись 9 октября, а на следующий день был очередной массовый обстрел украинских городов и гражданских объектов. Мы были везде, где падали ракеты: Львов, Тернополь, Винница, Николаев. Кривой Рог, который не обстреливали месяцами, и в который мы поехали навестить одну из наших подопечных, для которой мы устроили крышу над головой в Варшаве. Это знак для нас, что нам еще многое предстоит сделать.
Вы, ребята, потрясающие.
Лукаш: Надо это как-то объяснить себе.
А как насчет ваших близких?
Лукаш: Я — отец троих детей, поэтому моя семья волновалась за меня. Младший сын не понимал этого, но теперь 9-летний и 12-летний сыновья знают, что такое риск. Я также не скрывал, куда мы едем. Мы общались практически каждый день, и я сообщал, что все в порядке. Я знаю, что для моей семьи это, безусловно, был большой стресс.
Томаш: Моя девушка постоянно писала мне смс, спрашивала, все ли в порядке, и умоляла быть осторожным. Я посылал ей предупреждения о возможных бомбардировках, которые мы получали. Она просила меня прятаться в убежище.
Наталья: Моя сестра и мои родители не спорили со мной, потому что знали, что не смогут меня остановить. Кроме того, они меня понимали, потому что мой папа такой же, как я — в первые недели войны он поехал в Украину помогать добровольцем. Мои бабушка и тетя вообще ничего не знали.
Мой муж был немного обеспокоен. Конечно, он не запрещал мне ехать, он… завидовал. Он украинец и после начала полномасштабной войны хотел поехать в Украину, но я спрятала его паспорт и объяснила, что в Польше он может сделать больше. Однако я знаю, что он был бы очень рад взять оружие и пойти воевать.
Мы хотели побывать в как можно большем количестве мест, чтобы показать масштаб разрушений и дать понять другим, что некоторые люди уже устали от темы войны, но больше всего устали те, кто там не был. Украинцам некогда уставать, они все время находятся в боевой готовности. Мы хотели показать это, и поэтому мы пошли к военнослужащим, чтобы увидеть, как они работают, какой у них высокий боевой дух и как нужно поддерживать этот дух. Чтобы
они знали, что у них есть поддержка.
Лукаш: Я хотел бы вернуться еще к одному вопросу.
Конечно.
Лукаш: Вы спросили, что нами двигало. Харьков, несмотря на постоянные обстрелы со стороны русских, все еще остается одной большой стройкой. После ракетных атак, через два-три дня украинцы начинают восстанавливать место разрушения. В крупнопанельное здание попала ракета? Недостающую часть достраивают пустотелыми блоками. Сразу же.
Томаш: Дорогу в Киеве отремонтировали за одну ночь.
Наталья: А в больнице в Харькове вместо стекла была черная пленка. Это имело двойное назначение: не только защищало от утечки тепла из здания, но и эта пленка должна была затенять объект, чтобы враг не видел, что это за здание. И даже на верхних этажах, где еще сохранились стеклопакеты, окна были заколочены снаружи.
Другой пример, когда мы приехали в гостиницу в Николаеве. Мы стояли перед входом и были в шоке. Мы думали, что это заброшенное здание, что от гостиницы не осталось и следа. Окна и двери были заколочены. Мы позвонили в отель, нам открыли дверь, и внутри все было освещено. Обычная жизнь, как в любом другом отеле.
На одной из фотографий, которую Лукаш разместил на Facebook, изображен мужчина с закрытыми глазами и связанными за спиной руками. Это российский солдат?
Томаш: Да. Это была фотография из Харькова.
Наталья: По дороге из больницы мы столкнулись с военнопленными, которые неуверенно шли впереди. Мы подошли к микроавтобусу. Мы не были уверены, были ли это военнопленные или коллаборационисты.
Томаш: Украинские военные открыли дверь, и внутри оказалось с десяток оккупантов.
Наталья: Они сказали нам, что мы можем даже поговорить с ними, что-то спросить.
А вы не хотели?
Наталья: Я не хотела. Потому что я очень хорошо знала, что они собираются сказать.
Лукаш: Но через некоторое время мы посовещались между собой и пришли к выводу, что мы могли бы с ними поговорить. Это было на следующий день после того, как мы вернулись из Купянска, и это были русские, которых там задержали.
Наталья: Это еще один опасный фактор для украинцев, как говорят сами военные. Даже когда села отвоеваны и кажется, что все уже сбежали, к сожалению, есть люди, которые могут продолжать вредить.
Лукаш: Только в Харьковской области за две недели поймали триста таких людей.
Рассказывали ли вам украинцы, как выглядит такая облава?
Наталья: Да. И им не нужно прилагать никаких усилий. Убегая с оккупированных территорий, россияне в панике забывают, например, своих коллег. Или удирают из танка, убегают и теряются в лесах. Потом в лесу, сидя под деревом, открывают бутылку, напиваются и просыпаются в украинском плену.
Украинцы говорят, что орка, то есть русского солдата, можно узнать по вони перегара или по мусору. Мы также видели российские вещи: части униформы, аптечки, лекарства, консервы.
Томаш: Консервы, состав которых лучше, чем у многих детских каш. В составе нет ни одной «Е» на этикетке.
Лукаш: Просто мясо со специями и морковью. Свежее.
Наталья: Но новое смешивается со старым. Рядом с новыми ремнями и жетонами мы увидели грязные и старые аптечки советской эпохи. Ремни с серпом и молотом. Однако мы не только видели орковские вещи, но и получили некоторые из них от украинцев, и мы организуем аукцион, где они будут проданы, а деньги пойдут на помощь украинским вооруженным силам.
Что еще важно: когда украинцы хватают русских и русские получают ранения, первое, что они делают, это отвозят их в больницу. Они должны быть здоровы, и только тогда они готовы к обмену на украинских военнопленных.
Как выглядит жизнь в окопах?
Лукаш: Украинские военные не живут в окопах! Они живут на базах и работают в окопах. Мы посетили разведывательную группу и увидели мобильный командный центр, очень высокотехнологичный. Мы видели прямую трансляцию с беспилотника на большом экране. И мне кажется, что для украинцев наш приезд был, наверное, отрывом от реальности.
Наталья: Они также показали нам, как с помощью беспилотников им удается отслеживать технику или позиции орков. И только тогда мы поняли, насколько важны глаза украинской армии. Однако беспилотники не дешевы и не вечны. И они по-прежнему в дефиците. Мы были на месте, поэтому уже знаем, что им нужно не пять, а пятнадцать беспилотников.
Один активистка недавно сказала мудрую вещь: памперсы и каша нужны, но этим войну не выиграешь. Именно поэтому я организовала сбор средств. У нас амбициозный план — доставить эти беспилотники ребятам в ноябре. Более того, они выполняют не только разведывательную функцию, но и полезны в бою.
Лукаш: Конечно, есть и другие потребности. Наступает зима, поэтому необходимо теплое обмундирование. Также не хватает топлива: с дизельным топливом проблем нет, но есть запрос на 2 000 литров бензина, потому что в регионе его нет.
Наталья: Также собираются деньги на корм для брошенных собак и кошек, которые живут на базе. Эти люди отдают животным свою еду. Украинские военные живут как семья и обращаются друг к другу «брат», даже к командиру.
У них есть свой кодекс.
Наталья: Да! С начала войны они не притрагиваются к пиву, не говоря уже о других видах алкоголя.
Лукаш: А мы узнали, что в гуманитарных поставках для орков была водка. Видите, какой подход у русских и украинцев.
Наталья: Украинские военнослужащие, вероятно, оказали нам больше поддержки, чем мы им. Они чувствовали, что у них есть сильная поддержка, подчеркивая помощь поляков. Мы, наверное, слышали это миллион раз, но их это очень воодушевляет. Они ни на секунду не сомневаются, что победят.
Источник: natemat.pl
